Хлопок выстрела …может, это кто-то хлопнул в ладоши?

Мгновенное остолбенение зала… всё.

Я забыла слова...? Или – это финал? Просто спектакль обрывается на этой до безумия тоскливой ноте…?

Я играю сама для себя… В одной труппе с Болью.

Надо отряхнуть нафталин… Поднять занавес. И – a la fin – исполнить выход к тем, кого уже не ждут ни боль, ни горе, кого никто уже не ждет. Один лишь пересохший букет из осенних роз лежит у края сцены. И такая же иссохшая – будто чужая – память… коленопреклонение толпы у черного гранитного обломка: и – пристальный взгляд из пустоты старого сна…

Как плетью накрест – взгляд моего страха… протягиваю дрожащую руку и нежно глажу его седую головку, когда он переворачивается. Больше по привычке, чем по необходимости сливаю все свои вчерашние мечты в прошлое… Небо нависает над людьми. Вот-вот просыплется мелким снегом… а, может, это не снег, а стрихнин кто-то сыплет на нас сверху?

…в таких судорогах проходит каждый день… противно до дрожи. Автоматически пью чай – глоток за глотком до сахарной кашицы на дне чашки, на улицу - шаг, еще шаг… Кто придумал по утрам это сумасшедшее небо и холодные сумерки? И рассвет за рассветом новый день бьется о стекла…

Вокруг темно, будто в кинотеатре... на белом экране стремительно проносится чья-то жизнь... Всем раздали сценарии, а я, кажется, проспала генеральную репетицию, и теперь никак не могу понять своей роли... Что мне сделать?! Что сказать?! – кричу. Крик кажется скользким, как гололед на тротуарах, звонкое эхо скачет по залу, отражается от далеких стен. И все уходят со сцены... только я – как и всегда – задержалась с антрактом... и, само собой, не пошла в буфет вместе с масками, пусть даже и пить любимый мартини… тоскливо…

Пусто, гулко... безнадежный декабрь… семнадцатое виснет короткими гудками на проводах, кутает лежалым снегом, как шалью... Теплей не станет. Даже губы бескровно-холодны, и уже не сталось сил кривить их в улыбке… Молчу. Грею руки о чашку кофе. Пора, наверное… на исходе, вот и всё – год…

Молчание стало практически символом времени, особенно – этих дней. Резкие слова не в такт. Неловкость движений и какой-то неясный подтекст в каждом жесте, случайности… все рассыпается с тихим шелестом… Хочется прижаться к стене, задержав дыхание и выключив свет, спрятаться в плену у пустоты и ни о чем не думать… тишины – чтобы звенело в ушах… покоя-покоя-покоя… *стон* Устала. Выдохлась.

Неправильно!

…это другой кто-то должен сейчас идти туда вместо меня, в точности повторяя мои метания по зимнему Городу. След в след. Идти тем же путем. И дышать тем же воздухом. И даже поскальзываться на тех же ледяных плешках. А чувствовать иначе. На вдохе - счастье, на выдохе – боль.

Я отпущу - душа скатится по ступенькам ярким детским мячиком. Пусть будет все что угодно – всемирный потоп, да хотя бы и Апокалипсис, конец света, поход к черту, но только с тобой… *жалобно* А если иначе, то - как? Я ведь еще не умею по-другому… Зато помню, как надо не дышать, балансируя на самом краю. И целый мир могу разменять одной мелкой монеткой за право услышать – «милая моя»… *вздох*

Как выход – кома-спячка… Попытка пережить зиму… Третья. Последняя?

Я могу быть… наверное… и даже сколько захочу… может быть… навсегда…