Щелкнул замок, и удушье жаркой волной толкнуло меня обратно к двери, сковало и без того замедленно неловкие движения... А выходить было уже некуда. И даже закрыв глаза, я продолжала видеть коридор и угол комнаты - память воспроизводила так и не изменившуюся за долгие годы обстановку.

Голос чуть дрогнул, нервно задергалась бровь. Она обнимала меня, а я все стояла и смотрела на ее лицо, болезненно знакомое, пронзительно родное. Чуть старее. Чуть больше морщинок. Но – все та же. Родинка, улыбка, непослушный локон.

Автоматически улыбаясь и произнося какие-то неважные стандартные фразы, я чувствовала опустошение, ненависть, любовь, сострадание и страх. И было отчаянно больно.

Я никогда не могла дышать в этом доме с высоченными потолками и пугающе просторными комнатами. Вот и сейчас воздух стал тягучим и вязким, с глухим шипением он просачивался в легкие, застревал в них, не желая быть вытолкнутым в серую комнату, пропитанную насквозь безнадежностью пустоты. В совершенно чужую жизнь, где меня помнят, любят, ждут, но куда я боюсь приходить… Где на стенах висят фотографии давно разбитого семейного счастья...

Время замерло, словно от накатившей смертельной усталости. Застыло. Скрючилось, пытаясь спрятаться под старый шкап, но там теперь лежат стопки чужих книг и его вещи.

До безумия хотелось вскочить и выбежать, не важно, через дверь или даже через окно, лишь бы выйти, выйти, выйти, выйти, выйти... но не было сил даже пошевелиться, лишь с трудом удавалось дышать... а лицо продолжало улыбаться на автомате… Слова выдавливались пастообразно, липкой вязью сворачиваясь в уголках старого бордового дивана…

Она всегда была сильной, да. И у вас будет все хорошо. Только мы его никогда не одобряли, ну ты же знаешь…

Знаю.

А еще знаю то, чего не знаете и никогда не узнаете вы.

Бабушка сует мне в руки варежки и деньги, совсем как в детстве… Младшая провожает на вокзал, и вот я уже еду в свой чужой Город в развеселой компании, выхожу на остановке. Ежусь от ледяного ветра и метельной крупы. А на шубе нет пуговицы. Завтра я буду весь день спать, чтобы ненароком не отравиться внезапно наступившей зимой.